 В гостях в нашей "Блинной" | Катя СЛАУТАНельзя сказать, чтобы ровесники Виктора Цоя были нынче забыты старшим поколением или совсем неинтересны младшему. Но "феномен Цоя" в том, что он, как никто другой, популярен на протяжении стольких лет. Похоже, что молодежь восьмидесятых годов передала своим детям любовь к нему - любовь, перешедшую у многих в поклонение, в обожествление. Может быть, все дело в том, что он, уйдя из жизни молодым, так молодым и остался? Или нынешние юные почитатели - в том числе автор этой страницы - находят в его песнях, в самой его личности что-то столь же важное для себя?
Впрочем, любовь, а тем более культ не нуждаются в осознании...
|
БЛОХИНА, 15
Две девочки, поклонницы творчества Цоя, которых родители бог весть как отпустили одних в чужой, незнакомый город, примчались сюда специально, чтобы побывать в знаменитой кочегарке и окунуться в атмосферу былого времени. Только им предстоит пройти еще немало препятствий перед тем, как тяжелая дверь котельной откроется, впустив в теплую колыбель русской рок-культуры…
Приключения с кодовым названием "В поисках Камчатки" начались с того момента, как мы очутились в питерском метро, немудреная схема которого, как известно, состоит всего их четырех почти прямых недлинных веточек. И вот мы, привыкшие к московским двенадцати, образующим немыслимо запутанную паутину, умудрились заблудиться. Кочегарка расположена на станции метро "Спортивная", до которой кратчайший путь пролегает через некую "Адмиралтейскую"… Не меньше получаса мы прыгали с ветки на ветку в поисках заветной "Адмиралтейки". Совсем выдохшись и спросив наконец человека, по нашему мнению, осведомленного о местонахождении призрачной станции, мы получили неожиданный ответ: "Девочки, нет такой", - после чего решительно выкинули отпечатанные в Москве путеводители и, отбросив мысль о возможных "кратких путях", добрались до "Спортивной". Здесь нас поджидала очередная неожиданность…
- Кать, глянь… - сказала Альбинка, ступив на платформу.
На противоположной стороне станции, где, по идее, должны ходить поезда в обратном направлении, расстилался гладкий пол, без рельсов, а с обеих сторон предполагаемой платформы значился тупик…
- Здесь что, поезда только в одну сторону ходят?
Честно говоря, мне было уже все равно, и, уставшая, в дурном расположении духа, я потащила свою недоумевающую подругу на поверхность. (Впоследствии мы открыли для себя, что станция эта двухъярусная и на нижнем ярусе поезда идут-таки обратно…) Улица Блохина нашлась на удивление быстро, и после десяти минут быстрой ходьбы мы уже приближались к зданию, которое узнали издалека по фотографиям, недавно распечатанным из Интернета.
- Слушай, а это не мираж? - в свою очередь удивлялась я.
"Блохина, 15" - словно кричала табличка на углу кирпичного дома, бывшего общежития. Ни секунды не мешкая, мы направились во двор, попутно читая надписи на стенах: "В. Цой лучше всех на белом свете!", "Цой! Весь мир помнит тебя! Даже спустя столько лет…" - нет, мы не ошиблись адресом. А завернув за угол, оказались в маленьком цоевском мирке: все здание по периметру пестреет трогательными посланиями, посвящениями, рисунками; стоит подгнившая, утопающая в горе бытового мусора небольшая, но уютная яркая сценка с изображением гитары; а вот тот самый Витин горельеф, фото которого мы видели в Интернете, совсем недавно, а теперь он перед нами, настоящий… Цветы, сигареты, банки, бутылки… Вот же он, заветный подвальчик, к которому мы так долго шли, неприметный с первого взгляда: каменные ступени вели вниз к чугунной двери с надписью "Я люблю Камчатку". Коленки затряслись от предвкушения, и от удовольствия защекотало в животе. Только мы хотели сделать первый, чуть опасливый шаг по лестнице, как нас окликнул пьяный севший голос:
- Куда?!
Мы обернулись. Пошатываясь, выписывая ногами немыслимые узоры, к нам приближались двое немолодых людей, изрядно выпивших.
- Куда? - повторил вопрос один из них.
- Н-нам? Т-туда вон. В "Камчатку", - промямлили мы.
- Зачем? - дыхнул перегаром дотошный немолодой человек, отчего у меня на некоторое время отнялся язык.
- Просто так, мы очень любим Виктора и хотели бы побывать там, где он работал. В котельной, то есть. Там, говорят, теперь музей?.. - начала тараторить Альбинка.
- Ага. Только туда не так просто попасть, - пережевывая собственный язык, ответил другой немолодой человек.
- Да?.. А почему? - упав духом, спросили мы.
- Ну, деньги нужны, - и тут последовал долгий обстоятельный рассказ о том, как злые "камчатники" однажды потребовали с посетителей аж "штуку", что окончательно испортило нам настроение: таких денег у нас не было.
- Да ладно, девщонки, мы вам поможем, - обнадеживающе промычал дотошный немолодой человек. - Три раза звякните в дверь и, если начнут вымогать, скажите, что знаете Петровича - он пригласил. Тока аккуратней с ним, с самим Петровичем-то! - Здесь мы выслушали очередную длинную сагу. На этот раз - о гадких и мерзких похождениях особо опасного обитателя "Камчатки" с подпольной кличкой "Петрович"…
- Удачи, девщонки! - в прокуренными голосами крикнули изрядно выпившие немолодые люди и, с трудом передвигая ногами, удалились… Трудно описать наше состояние. Запуганные ужасающими мифами и легендами о "камчатских" монстрах, мы уже не хотели ничего - на Камчатки, ни Чукотки, ни Аляски…
- Ка-ать, может, не надо?.. - начала было Альбинка. Но неужели мы вот так просто уйдем, даже краем глаза не взглянув на то, к чему так долго шли, - как до самой настоящей Камчатки?!
Невзирая на трясущиеся коленки, которые дрожали уже совсем не от удовольствия, а от страха, я протянула руку к звонку, и мой палец уже почти достиг его, как вдруг:
- Здравствуйте, девушки! - донесся сверху приятный голос (не пьяный и не прокуренный, чему мы даже удивились), - Если вы в котельную, то она еще закрыта. Но вы вовремя.
Мы поздоровались с внезапно появившимся человеком - совсем не страшным, кстати, - и поспешили сообщить:
- А мы Петровича знаем!
- Петровича? Ну, заходите.
Нежданный спутник гостеприимно открыл дверь.
Мы прошли в маленькое помещение, плохо освещенное, с низким облупившимся потолком и большим водогрейным котлом в центре, по одну сторону от которого теснился мини-бар, а по другую - несколько деревянных столов и лавок, выстроенных около крошечной возвышающейся ступеньки, пятачка, заваленного колонками, усилителями, микрофонами и проводами, - нечто напоминающее сцену. Все здесь казалось почти игрушечным, но по-кукольному уютным и теплым. В следующую секунду в нос ударил запах. Питерские к этому запаху привыкли, они его уже не чувствуют, а у нас в Москве такого нет… Вы знаете, как пахнет рок? Дерево, старые струны, портвейн, уголь, табак - приторное сочетание, рассеявшееся по городу, и наибольшая его концентрация осела здесь, в этой котельной…
Альбинка помчалась фотографировать, а я просто стояла, моргала глазами и оглядывалась по сторонам. Стены "Камчатки" задрожали первыми аккордами очень известной песни. Внутри у меня тоже задрожало, а потом по щеке прокатилось что-то очень теплое… Я так и не поняла, почему заплакала… Играла "Группа крови".
|
- Простите, а можно заснять? - придя в себя и вспомнив о видеокамере, спросила я нашего спутника. - Конечно, снимайте. Удивившись, что за это не требуют денег, я незамедлительно начала съемку. Объектив видеокамеры заскользил по стенам котельной, изображение немного потрагивало - руки все еще тряслись… Медленно поплыли рисунки Виктора. Следующий кадр - застекленный стеллаж, где стоят уже запылившиеся редкие и даже эксклюзивные книги ("Солдаты русского рока" Дидурова, "В. Цой" издательства "Новый Геликон"), раритетные и самиздатовские журналы, дипломы и грамоты группы "КИНО", пара фотографий… Крупным планом - уникальные экспонаты: двенадцатиструнная акустическая гитара, купленная Виктором еще в 1978 году, пишущая машинка "Москва", на которой Цой печатал свои тексты для "литовки"; электропроигрыватель "Юность-301", на котором Витя в 70-х прослушивал грампластинки… Внезапный писк восторга, а затем радостный смех - это наша реакция на самый, пожалуй, интересный объект экспозиции: термос из полистирола, емкостью 3 литра, с которым в пивную точку на улице Космонавтов ходили за пивом Виктор Цой и компания…
|
- Девчонки, а вы откуда?
- Мы из Москвы. Простите, а… вы кто? - не удержавшись от ребяческого любопытства, все-таки задали мы свой неделикатный вопрос.
- Я, так сказать, администратор! - он простодушно усмехнулся. - А зовут меня Фузель. Ладно, москвички! Раз уж вам здесь так нравится, пройдемте в следующий зал экспозиции! - и открыл дверцу, ведущую в совсем уже крошечное помещение, заваленное разного рода кочегарными прибамбасами настолько, что едва хватало места развернуться. В глаза снова бросились стены, обклеенные газетными статьями с кричащими заголовками: "Они чуть не утонули в болоте за В. Цоя", "Он не был ни демоном, ни ангелом". Вырезки, фотографии, календари, открытки… А вот бесценный экспонат - табель на рабочих за январь 1987 года, куда вписаны такие фамилии, как Башлачёв, Цой, Фирсов, Соколков…
- Девчонки, обратите внимание вот на эту картину, - указал нам Фузель на холст с изображением крылатого ангела с гитарой в руках. - Написала девушка, такая же, как вы, поклонница Цоя. Так она его представляет - ангелом.
- Простите, - через несколько мгновений, придя в себя от увиденного, спросили мы, вылупившись на громоздкий предмет, чудом поместившийся здесь. - А это случайно не тот диван, на котором сидели Виктор, Майк, Африка и другие в фильмах "Рок" и "Йа-х-ха!"?
- Он самый!
Прыгая в восхищении вокруг знаменитого дивана, мы не заметили, как Фузель отлучился, а когда вышли из каморки, его место за столом занимал какой-то человек - долговязый, худой. Проседь в волосах, в руках чувствовалась сила, - может, кочегар?
- Простите, а где администратор?
- Ну, я администратор.
- Мы ищем Фузеля. А вы, простите, кто? - снова задали мы неделикатный вопрос.
- Собсно, я Петрович.
…На несколько секунд мы впали в ступор. Перед нами сидел тот самый "особо опасный камчатник", ужасные байки о котором мы только что слушали…
- Да вы проходите, не стесняйтесь, девщонки!.. Я тут с 82-го года пашу. С Витькой вашим дружбу водил!
От сердца вроде отлегло. Этот Петрович совсем не такой страшный, как нам рассказывали. Очень даже добрый и гостеприимный: минут десять нас уговаривал чем-нибудь угоститься. А то, что не совсем трезвый, так это ничего - зато душа нараспашку! Но была причина для очередного ступора: мы никак не могли осознать, что перед нами человек, хорошо знавший Витю… Так много хотелось расспросить, узнать, рассказать самим… Альбинка сориентировалась первая:
- А-а… Какого роста был Виктор?
- У-у-у… высокий! Метр девяносто, не меньше! Да вы садитесь, девщонки, угощайтесь!
Пришлось согласиться на фрукты, и, нехотя жуя бананы, мы продолжили беседу:
- А вы были знакомы только с Виктором или вообще со всей рок-тусовкой? - наконец очнулась я.
- Да я ведь их всех знал, девщонки! И Костика, и СашБаша, и Свинью… Всех! (То есть, Константина Кинчева, Александра Башлачёва, Андрея Панова по кличке "Свин".)
Мы с головой погрузились в разговор. Язык у Петровича развязался, и мы долго слушали о жизни маленькой питерской кочегарки, о похождениях веселой рок-компании, о семье Виктора Цоя и о философском отношении к жизни…
Фузель вернулся так же неожиданно, как и исчез.
- Держите, девчонки, - протянул он нам коробочку. - Это вам.
Дрожащими руками мы приняли подарок. Это была видеокассета. "АССА" - в кинокартине Сергея Соловьева Виктор Цой снимался в 1987 году. - "Игла" в Германию уехала, тоже в качестве презента. Осталась вот только "АССА". Но главное ведь память, правда?
Прослезившись от благодарности, мы честными, по-детски восторженными глазами смотрели на Фузеля. Стало удивительно тепло, словно от жара этого стоящего здесь котла. Так не хотелось уходить…
- В скором времени мы собираемся устроить рок-фестиваль. Вы приезжайте, ладно?
- До свидания, девщонки! - донесся нам вслед добрый голос Петровича. - Будем ждать в гости!
…Тем же вечером поезд вез нас в направлении столицы. Запах улавливался все труднее: Питер удалялся. Но воспоминания были еще свежи: город оставил на память фотоснимки, бесценную видеопленку, странное имя Фузель и адрес: Блохина, 15. А в плотно упакованной сумке лежала коробочка с видеокассетой…
После нескольких незабываемых дней, проведенных в городе на Неве, "девщонки" кое-что поняли…
Во-первых, одну простую истину - к людям нужно относиться с искренностью и честностью, и в мире тогда добрых людей станет больше. И неверно говорят, что в Москве все заполонили машины, не оставив места для хороших людей… Они есть. Правда, в Питере их чуточку больше. Возможно, всего на несколько человек, которых можно найти по адресу: улица Блохина, 15.
Во-вторых, неправда, что рок-н-ролл мертв. Он жив. И, потрескивая, теплится горячим угольком в маленькой кочегарке по адресу: улица Блохина, 15.
Еще говорят - Цой жив. Чистая правда! В этом "девщонки" тоже убедились. Память о нем не гаснет и освещает гостеприимную котельную по адресу: улица Блохина, 15…
ПОСЛЕДНИЙ СЕАНС
Сна нет. Есть сон лет.
Кино кончилось давно…
Странно, никогда не считал себя актером, но в последнее время почему-то стал прислушиваться к воплям, приветствующим его как новую кинозвезду. В чем-то они правы. Он действительно актер, а вся его жизнь - кино. Его кино было особенным, неповторимым, таким, где он был сам себе и актером, и режиссером. И он любил свое кино, часто прокручивал старую пленку на кинопроекторе воспоминаний, быстро перематывая темные, грустные фрагменты, нажимая на кнопку "стоп" в моменты солнечных слайдов, время от времени старательно вкраплял новые куски и крутил, и крутил скрипучую ручку маховика времени.
Предавшись грустно-приятному чувству, он продолжал ехать, максимально сконцентрировавшись на дороге. Он всегда был осмотрителен и осторожен… Приоткрыл окно, впустив в салон свежего воздуха. Запахло ранним утром, еще не сошедшим туманом. Все предвещало хороший день. Захотелось скорости, чтобы встречный ветер стремительно отгонял все мрачное, хотя бы сегодня, в этот так замечательно начавшийся день. Взревев мотором, машина помчалась по пустынному шоссе под барабанный бой летящих из-под колес мелких камней. И снова кино. В памяти все отчетливее стали проявляться новые кадры, совсем свежие. Он вспоминал свое последнее выступление. Так много народу! Огромное пространство, но в то же время тесное, словно улей. Люди, люди, - куда ни глянь, до самого горизонта. И все они кричат его имя. Поклоняются ему. Зачем? Разве он бог? Ему это нравится? Скорее, нет. Он не любил шум и суету… Разве он к этому стремился?
Тем временем машина набирала скорость. На счетчике горело "150". И все ускорялся полет мыслей. В голове, кажется, начинала складываться новая песня. Как всегда, о жизни и одиночестве. Никогда еще песня не рождалась так быстро. Она ему уже нравилась. Возможно, это была его лучшая песня. Оставалось лишь взять гитару и лист бумаги... Хочется ехать еще быстрей. Скорее. Скорее. Ведь уже совсем рядом. Скоро. Вон за тем поворотом.
Змейка узкого шоссе, извиваясь, резко заворачивала впереди. Он мчался, пристально всматриваясь в дорогу. Десять секунд оставалось до крутого поворота руля и еще минут десять до дома, когда его ослепил яркий свет. Что это? Легковушка? Автобус? Ни на что не похоже… Что-то огромное, монолитное, мало похожее на машину. Слишком быстро… За один миг перед глазами еще раз промчалась вся кинопленка жизни. Яркая, сверкающая, бесценная и короткая, - только в этот миг он осознал, как любит эту пленку, это свое КИНО. Ревущий зверь был уже совсем близко, уже скрежетал металлическими зубами, готовый проглотить. Что-то в нем было устрашающе-прекрасное… "Какой красивый кадр…" - только и успел подумать он.
Оглушительный удар вытолкнул наружу. Он вылетел из приоткрытого окна и продолжал лететь, поражаясь собственной легкости и невесомости. Не понял, что произошло… Поднимался все выше и выше, не оглядываясь и не смотря вниз. По пути горстями собирал небесных светляков, он ведь их так любил, так много о них пел. Сон ли это? Потянул руку к самому большому сияющему светляку. В ответ кто-то протянул широкую теплую ладонь и повлек за собой. Он подчинился. Мягкий свет осветил все вокруг. Стало легко и спокойно. Он улыбался… На этом кинопленка обрывается. Куда он ушел? Никто не знает… Когда-нибудь он сам об этом расскажет. Когда-нибудь. А пока… Стоп-кадр!
Фото Сергея Шапрана